КОГДА ЕЕ НЕТ МЕЖДУ НАМИ
Только на пороге смерти мама призналась, что это она разлучила меня и Аню. А еще я узнал, что где-то растет мой сын – сын, о существовании которого мама все эти годы знала, но хранила молчание. Что это – эгоизм, ревность или материнская любовь?!
Было прекрасное субботнее утро - теплое, солнечное. Весело и разноголосо щебетали птицы. В воздухе пьяняще пахло черемухой. Петляя узкими дачными улочками, я представлял, как обрадуется моему приезду мама. Будет хлопотать на кухне, стараясь приготовить что-то вкусненькое, подробно расспрашивать о моей работе и без умолку болтать о том, что происходит в дачном поселке.
Мама... Я был привязан к ней не только потому, что она воспитывала меня без отца, а потому что считал самым умным и мудрым человеком на земле. А еще самой доброй мамой на свете.
Заехав во двор, я поспешил к стоящему в глубине сада дому. Взлетев по ступенькам, толкнул дверь - и остолбенел. Мама выглядела ужасно. И не только оттого, что сильно похудела и осунулась. А потому что впервые за столько лет я видел ее неухоженной, в старом халате и босиком. У меня сжалось сердце. Мама всегда, при любых обстоятельствах, тщательно следила за собой, мусорного ведра не могла вынести, не подкрасив предварительно губы и не припудрив лицо. И одевалась всегда аккуратно и стильно. И волосы красиво укладывала. А еще очень любила хороший парфюм, с теплым сладковатым ароматом. И вдруг такие разительные перемены...
На вопросы о самочувствии мама ответила притворно бодро: "Все нормально. Копошусь потихоньку. Не беспокойся".
Естественно, я ей не поверил, поэтому, как только мы позавтракали, сказал, что хочу наведаться к соседке.
- Плохо ей, Витя, - качая головой, по секрету поведала мне старушка. - Видать, желудок сильно болит. Почти ничего не ест. За целый день блюдечко геркулесовой каши, да и то с уговорами. А в больницу ехать отказывается. Говорит, болезнь для нее вроде божьего наказания. Мол, грех большой на ней, и не замолить его никакими молитвами. А потому и лечить ее, мол, нет смысла, все равно не поможет.
- Ничего не понимаю, - озадачился я. - Какое наказание? Какой грех?! Она же и мухи за всю жизнь не обидела!
- Сама не пойму, - вздохнула соседка. - Ты уж покажи ее хорошему доктору, пока совсем плохо не стало. Хорошо?
- Обязательно покажу, - кивнул я. - Найду хорошего специалиста и покажу.
- Витюша! Ты долго? - послышался из сада слабый мамин голос.
- Сейчас, мам! - поднявшись со стула, я посмотрел на Евдокию Алексеевну. - Теть Дусь, если она будет сопротивляться пройти обследование, вы уж мне посодействуйте. Нужно убедить ее в том, что это необходимо не только ей, но и нам.
- Хорошо, милок, - закивала седой головой старушка. - И сама стану просить, и Надю свою подключу. Даст Бог, все вместе-то и уговорим. А как же...
Вернувшись на веранду, я застал маму в кресле-качалке. Подойдя, опустился на корточки, взял в ладони ее руку. А сказать ничего не смог. Просто сидел и смотрел ей в глаза. И она смотрела. Долго, печально, а потом вдруг сипло произнесла:
- Жениться тебе надо, сынок. Детей завести, чтобы в доме была радость.
- Хорошо, мама, - через силу улыбнулся я. - Вот отыщу женщину своей мечты и сразу женюсь.
- Да где ж ты ее теперь отыщешь? - неожиданно горестно заплакала мама. - Она ведь, небось, давно замуж вышла, и сама, и сыночек другую фамилию носит. И отчество у него не твое, не Викторович.
- Ты это о ком? - не понял я.
Отняв у меня ладонь, мама вытерла тыльной стороной струящиеся по щекам слезы:
- Об Анечке, о ком же еще!
- Об Ане? - хрипло переспросил я.
- О ней... - вздохнула мать. - Видно, до сих пор любовь к ней твое сердце не отпустила, раз ты ни на одну женщину за все это время не посмотрел.
- Не отпустила... - опустив глаза, признался я. - Только об этом теперь говорить не нужно. Хотя постой... О каком сыночке шла речь? И почему он должен быть Викторовичем?
- Потому что твой он, твой! - выдохнула мама. - Твой! Понимаешь?!
- Мой?! - в изумлении отпрянул я.
Вместо ответа мама закрыла ладонями лицо и судорожно разрыдалась. Подавшись вперед, я припал к ее коленям:
- Попробуй успокоиться, хорошо? Выпьем чаю, посидим в саду, послушаем птиц... А потом ты мне все расскажешь.
- Н-не могу, - сквозь рыдания с трудом выдавила из себя мать. - Ты... ты... Ты меня тогда возненавидишь.
- Возненавижу? Да за что?!
- За все... - Отняв от лица ладони, мама посмотрела на меня расширенными от ужаса глазами: - Витя, ведь я могу никогда не увидеть своего внука! Никогда!
- Господи, ты меня с ума сводишь, - простонал я. - Ты хочешь сказать, что Аня уехала тогда беременной? От меня?!
- Именно. И заставила ее уехать я. Заставила, понимаешь? Сказала, чтобы не губила твою жизнь. Что никогда не позволю сыну жениться на дочери алкоголиков и не приму ее в дом. А когда она призналась, что беременна, обозвала шлюхой... Она уехала к тетке. Там сына родила, потом написала тебе письмо, но я... Я его сожгла... - Помолчав, еле слышно добавила:
- А теперь казни меня, сынок... Может ли ребенок стать палачом для своей матери? К сожалению, такое случается не так уж редко. Если и не физически, то морально уж точно. А вот я не смог. Слишком много добра она мне сделала. Да что там добра! Она на меня всю жизнь положила. Благодаря маме я не чувствовал себя безотцовщиной, не знал, что такое бедствовать и голодать. Благодаря маме получил высшее образование и приобрел собственную машину и жилье. Вот только не знал, что это она разлучила меня с первой и единственной любовью. Со светлым и чистым существом, с Анечкой. И не только с ней, но и с моим сыном, которого я так и не увидел...
Мама умирала долго и мучительно. Я делал все, что было нужно, не жалея ни сил, ни денег, ни времени. Несмотря на то что она лишила меня любимой женщины и ребенка, я любил ее болезненно и преданно, как любят собаки своих "неблагополучных" хозяев, поэтому проводил возле нее каждую свободную минуту. Перед смертью мама снова заговорила об Анне:
- Разыщи ее, сынок... Попроси, чтобы простила мою подлость... Если сможет...
Я молча кивнул. Говорить мешал горький ком, застрявший в горле. Наклонившись, я припал к бледной маминой щеке:
- Не терзайся, мам... Аня тебя простит. Уже простила. Я знаю...
Через два дня мамы не стало. А спустя сорок дней я понял, что пора выполнять данное ей перед смертью слово. Для начала написал письмо Аниной тетке. В письме попросил сообщить мне, где живет Анна и как сложилась ее судьба. Ответ получил уже через неделю. Тетка Наталья писала, что Аня с сыном живут в Туапсе. Анечка работает официанткой к кафе, Игорек ходит в садик. А еще извинялась, что не может дать мне их адрес. "Не сердись, но я не хочу новых переживаний для своей племянницы. Вряд ли она захочет, чтобы ты их тревожил. Пять лет ведь прошло. У нее своя жизнь. Квартиру купила. И гражданский муж имеется. Так что прости, опоздал ты..."
Опоздал... Отложив письмо, я до крови закусил губу. Какое страшное и необратимое слово. Она замужем. Пусть неофициально, но все-таки... А еще у нее есть сын. Мой сын. А я?.. Кто я теперь? Чей?!
Встав из-за стола, я подошел к окну. Вот там, на той скамейке под липой я впервые ее поцеловал. А на тех качелях мы с ней катались после того, как сердитые мамаши разобрали по квартирам своих орущих и сопротивляющихся чад. А на том гараже я нацарапал гвоздем ее имя. Господи, как давно это было. Как давно...
Эта семья появилась в нашем дворе, когда я учился в седьмом классе. Не успели заселиться, как по дому пошел шепоток: "Пьющие они. Оба. Теперь покоя никому не дадут, вот посмотрите..."
И точно. Вскоре в пятой квартире начались веселые пирушки. Временами они переходили в откровенный мордобой, и тогда кто-то из соседей вызывал милицию. Приезжали менты неохотно и, как правило, ограничивались устным внушением: "Будете дебоширить - окажетесь в обезьяннике. А не прекратите пьянки - направим на принудительное лечение". Парочка реагировала одинаково: кивали головами, мол, что вы, хлопцы, все будет "тип-топ". Однако как только милицейская машина скрывался из виду, тут же начинали новый раунд. Не желая попасть под горячую руку, их двенадцатилетняя дочь Анечка пряталась где-нибудь во дворе. Чаще всего за нашим гаражом, где я однажды и обнаружил ее. Чумазая, со спутавшимися волосами, одетая не по погоде легко, она сидела на старом ящике, обхватив руками коленки. При виде меня сердито насупилась:
- Тебе чего тут надо?!
- Ничего... - растерялся я. - Просто я здесь гуляю.
- Гуляет он... - шмыгнув носом, проворчала соседка, - лучше бы хлеба принес. Целый день не жрамши.
- Нет такого слова, - поправил я. - Нужно говорить "не ела" или "я голодная". Поняла?
- Больно умный, да? - презрительно усмехнулась девчонка.
- В общем-то, не дурак, - обиделся я и засопел, как ежик, которого однажды мама нашла в малиннике на даче.
- Ладно, не злись, - взглянув на меня, вздохнула чумазая соседка. - Это я просто так брякнула.
- Я и не злюсь, - примирительно улыбнулся я. И тут же спохватился: - Ой, тебе же поесть нужно. Ты какую колбасу больше любишь, копченую или вареную?
- Любую, - небрежно отмахнулась девчонка. - А если никакой нет, так просто хлеба могу поесть, только ты его постным маслом хорошенько полей. И посоли. Хорошо?
- Не постным, а подсолнечным, - снова поправил я.
- Да какая разница, - усмехнулась она, - ты же меня понял!
- Все равно учись говорить правильно. А то привыкнешь к такому сленгу, потом трудно будет переучиваться.
- Вот зануда! - Прислонившись к стенке, девчонка насмешливо посмотрела мне в лицо: - Слушай, умный мальчик, у тебя мать, случайно, не училка?
- Не училка, а учительница, - буркнул я. - В лицее математику преподает.
- А я думала, русский... - рассмеялась соседка. - Ладно, хватит препираться, лучше поскорее тащи жратву, а то у меня кишки марш играют.
Я хотел возмутиться слову "жратва", но передумал. Вдруг еще поссоримся?
Примчавшись домой, я сходу заскочил на кухню и стал рыться в холодильнике.
- Ты что, голоден? - удивилась мама.
- Не я, Аня, - пояснил я.
- Какая Аня? - удивилась мама.
- Соседка, из пятой квартиры.
- Из пятой?! - в голосе мамы был откровенный ужас. - Ты дружишь с дочкой этих алкоголиков?
- Пока нет, - честно признался я. - Но, возможно, подружусь. Она славная.
- Славная?! - Мама схватилась за сердце. - Сынок, я тебя прошу. Нет, умоляю... Держись подальше от этой девочки. Иначе... - она замолчала.
- Что иначе? - хмуро спросил я.
- Иначе будут проблемы. Мало ли как воспримут твою заботу ее родители.
- Плевать мне на них, - неожиданно выдал я. - Она голодная. Ясно?!
Вот так началась моя первая детская любовь. А спустя годы я уже не представлял жизни без Аннушки. Кстати, она выросла очень красивой и очень доброй девушкой- в доме ее все любили. Все, кроме моей мамы. Не знаю, что в ней говорило. Может, ревность, а может, эгоизм. Но она постоянно стояла между нами. А когда пришло время моего поступления в институт, сказала:
- Поедешь учиться в Москву, в иняз.
- Почему в Москву? - удивился я.
- Потому что там более престижные вузы, - не моргнув глазом, ответила мама. Но я понял. Дело совсем в другом. Скорее всего, мама боится, что моя ранняя любовь будет отвлекать меня от учебы. Решил сразу поставить точки над "и":
- Если твое решение связано с Аней, то могу тебя успокоить. Именно ради нее я буду учиться, как одержимый. Ведь мне нужно получить такие знания, чтобы по окончании института меня сразу взяли на высокооплачиваемую работу.
- На высокооплачиваемую? Это почему же? - нахмурилась мама.
- Как это почему? - я недоуменно развел руками. - Чтобы я смог не только жениться на Аннушке, но и купить для нас отдельную квартиру. Знаешь, как она об этом мечтает?!
- Ах, вот, значит, какие у нее планы! - насмешливо протянула мама. - Ну-ну...
- А я, стало быть, должна находиться в сторонке. И чем дальше, тем лучше.
Упрек подействовал, я почувствовал острый укол совести:
- Ну почему же... Купим квартиру где-нибудь поблизости. Будем ходить друг к другу в гости, на чай...
- На чай? - всхлипнула мама. - Ну спасибо, сынок. Успокоил...
- Да ладно тебе, - расстроенно произнес я. - Если честно, то Аня хочет уехать подальше вовсе не из-за тебя, а из-за своих родителей. Ты ведь понимаешь, здесь они ей не дадут жить спокойно.
- А мне? - сдерживая слезы, тихо спросила мама. - Мне дадут?
- Не знаю... Только тебе ведь легче послать их к черту, чем ей. Верно?
- Не знаю, - покачала головой мама. - Только мне за тебя тревожно...
Прошел год. Я окончил первый курс института. И сразу же после экзаменов сообщил маме, что мы с Анечкой хотим пожениться. И тут мама проявила неожиданное упрямство:
- Не раньше чем после третьего курса. Перейдешь на заочное, и тогда...
- Да ладно тебе, - беспечно отмахнулся я. - Годом раньше, годом позже. Какая разница?
- Большая, - вздохнула мама и тихо добавила: - Ладно, я сама поговорю с Аннушкой. А потом устроим всеобщее обсуждение. Только уговор: в наши женские разговоры не влезать. Договорились?
- Договорились, - согласно кивнул я.
Зря согласился, мама сумела использовать это в свою пользу. Думаю, между ней и Аней был очень трудный разговор. И не совсем честный. Эх, мама, мама, как ты могла так со мной поступить? После той беседы Аня ходила как в воду опущенная, а спустя неделю неожиданно пропала. Потом я получил от нее коротенькое письмо: "Прости, но у нас с тобой ничего не получится. Не ищи меня и забудь, если сможешь. Спасибо за все, что между нами было". И все. Вот такое загадочное исчезновение. Я тогда подумал, что у нее появился другой...
...Утро было хмурым и пасмурным, поэтому на звонок в дверь я отреагировал раздраженно. Открыв дверь, застыл в оцепенении - на пороге стояла Аннушка с дорожной сумкой в руке. А рядом... Рядом топтался смешной курносый мальчишка, совсем, как я в детстве. Склонив голову к плечу, Аня грустно улыбнулась:
- Ну что, может, попробуем начать все сначала? Кто знает, как все будет, когда ее нет между нами. Верно?..
ВИКТОР. ("Успехи и поражения", № 10, 2007 г.)
gazetachirchik@mail.ru
|